Я, как и мой муж в браке второй раз. Первый супруг не смог выкарабкаться после жуткого ДТП, в которое попал, возвращаясь из очередной командировки. Мы с ним родили сына, Антону сейчас уже девять лет.
Через два года после смерти мужа я встретила Алексея, мы поняли, что созданы друг для друга, и спустя несколько месяцев расписались. Алексей прекрасно поладил с Антоном, быстро стал для него авторитетом, а когда сын начал называть Алексея папой, оформил документы на усыновление.
Все в нашей семье было хорошо, но в один прекрасный деть явилась бывшая гражданская жена Алексея, и в ультимативной форме «попросила» присмотреть за Надеждой – трехлетней дочерью Алексея. Папа даже не знал о существовании у него ребенка, но сомнений быть не могло – на нас смотрела маленькая копия Алексея, а когда Надежда улыбнулась, на щечках показались точно такие же ямочки, как и у папы.
Мать Надежды уезжала за границу, там ей предложили какую-то денежную работу, и она сказала, что максимум через полгода заберет девочку к себе. Алексей попросил меня оставить Надю у нас, и я не смогла ему отказать, хотя ситуация, согласитесь, была нестандартная.
Надя была довольно запущенным ребенком – очень плохо разговаривала, не знала ни одного стихотворения, путала цвета, а ко всему еще замкнутая по природе. Первые месяцы мы не форсировали ее обучение и воспитание, просто создали для девочки нормальную семейную атмосферу, стараясь, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Как я и предполагала, мама Нади исчезла с горизонта всерьез и надолго. После ее отъезда было два телефонных звонка, потом связь прекратилась, по старому номеру мы дозвониться не могли, а новый нам никто не сообщил.
Надя росла, и нужно было решать, как быть дальше. Ждать маму – дело бесперспективное, и мы решили, что девочке нужно помочь. Начались регулярные занятия с логопедом, мы записали Надежду в художественную студию, она, несмотря на то, что путала названия оттенков, оказалась прирожденной художницей, и преподаватель умоляла нас не бросать занятия рисованием.
Постепенно исчезла замкнутость Нади, ей нравилась та доброжелательная атмосфера, в которой она находилась, и незаметно мы все приросли к девочке сердцем, я считала ее своей дочерью, а мой сын постоянно обращался к Наде не иначе, как «сестричка».
Мама не появлялась, была мысль оформить удочерение Надежды официально, но формально Алексей был ей никем, и мы даже боялись поднимать этот вопрос, чтобы девочку вдруг не забрали органы опеки и не определили ее в детский дом.
Когда мы уже готовились с Надей идти в первый класс, неожиданно, из ниоткуда, снова появилась ее мама. Надя ее не восприняла от слова «совсем» — пряталась за меня и рыдала, когда мать сказала, что через день заберет ее к себе. С работой за рубежом ситуация изменилась, пришлось вернуться на родину несолоно хлебавши, в планах мамы было подыскать работу и снять жилье. На вопросы, как она собирается растить дочь, не имея для этого ни средств, ни крыши над головой, отмахивалась, мол, разберемся.
Единственное, на что мы смогли ее уговорить – не забирать Надю, пока не разрешит ситуацию со стабильным заработком и квартирой. Так девочка опять осталась у нас. А мама снова исчезла, будто ее и не было. Что делать – я не знаю. Отдавать ребенка, ставшего мне родным, не хочется, реву по ночам и не могу, вместе с мужем найти выход из положения. Юристы разводят руками, говорят, что единственный выход – подача документов в суд на лишение материнских прав Надиной горе-мамы и последующее удочерение.
Я прекрасно понимаю сложность и практическую нереальность этого, как только мы подадим в суд, девочка сразу переедет в детский дом, а в розысках мамы может пройти не один год… А Надя, чувствуя всю неоднозначность, снова стала замкнутой, особенно после того, как я на ее вопрос: «Ты меня не отдашь?» не ответила, а только прижала к себе и заплакала…
