Мы несколько месяцев ждали места в детском саду для нашего Сашки. Дождались. Пошли в садик, и я начала через неделю сидеть с ним на больничном.
Я не могла понять, что случилось, почему мой ребенок, которого мы закаляли с детства совершенно не справлялся с возможными сквозняками и микробами и саду?
В таком ритме у нас прошло несколько месяцев, приводя сына в группу, я общалась с другими родителями, и у них были аналогичные проблемы. Почти смирившись с этим, мол, все дети болеют, я как-то пришла за Сашкой раньше обычного, когда детки только выбрались из кроваток после дневного сна.
Картина, которую я увидел, привела меня в ужас. По группе бродили просыпающиеся дети, в одних трусиках, ими руководили воспитательница и нянечка, одетые под халатами в теплые свитера, окна были распахнуты настежь, а за окном начинался февраль…
Мне, в дубленке, было в группе совсем не жарко, а столбик термометра упал до тринадцати градусов.
Увидев меня, воспитательница метнулась к окнам, и «проветривание» прекратилось. Извиняющимся тоном она объяснила, что это необходимая по распорядку дня процедура.
Сашка, увидев меня, забрался на руки, я спрятала его под дубленкой, а сынок синими губами прошептал: «Ты такая теплая…»
Наверное, у меня на лице было написано много эмоций, сдерживало только присутствие детей. Единственное, что я себе позволила, — громко предложила воспитательнице и нянечке раздеться до трусов, чтобы быть, как все в этом помещении. Дети засмеялись и захлопали в ладошки, а две «хозяйки Северного полюса» злобно сверкнули на меня глазами.
Потом был разговор с заведующей, и собеседование с любительницами «закалки», и «проветривания». Мы нашли разумный компромисс – при мне были написаны заявления об увольнении, а я пообещала не обнародовать ситуацию родителям и в высшие инстанции, хотя, наверное, зря.