Как только в нашу палату положили накануне даму, я сразу поняла, что она точно руководит каким-то предприятием. Поступила по скорой, внезапно, с собой у нее ничего не оказалось — даже ночнушки и тапок.
В нашей палате целых семь постелей и между каждой из них шторка. Я слышала, что она с трудом говорит и дышит. Только смогла сказать медсестре, куда позвонить и что ей привезти сюда. Прямо сейчас же.
Не босой же мне тут перемещаться!
Вы не должны вставать с постели, Лилия Дмитриевна. Скоро вас подключат к кислороду и капельнице.
Так мне жене запрещено разговаривать? Я не могу себе позволить болеть. Муж в реанимации, я здесь. Должен же кто-то работать.
Я послушала ее и подумала, что она говорит чушь. Не может человек поболеть нормально что ли? Ведь можно одуматься, остановиться и понять, что болезни нам посылают не просто так. Для чего-то они нам нужны. Я вообще много думаю, пока лежу тут.
Интересно, может, Господь наслал на нас болезни, чтобы мы стали спокойнее, остановились и оглянулись вокруг, осмотрелись, что нас окружает? Тогда и поймем, что для нас в жизни важнее. И решим, как жить дальше.
Вижу я ее лежащую под аппаратом, с телефоном в руках, распоряжающуюся чужими жизнями, финансами. Медсестры снуют туда-сюда, делают ей уколы разные. И поразилась я, сколько в ней сил, желания жить, жажды руководить. Ей сложно, она слабая, с температурой, только из-за ответственности не может расслабиться. Руководит чем-то крупным, судя по всему.
Мы все остальные лежим и помалкиваем, словно попали к ней на совещание. И даже легли спать позже — когда она все свои дела закончила. Ночью было тихо. А с семи утра у нее снова обзвоны. Остальные пациенты стали возмущаться, что их так рано разбудили.
Ну когда это кончится? Спозаранку крик.
Но все замолчали после слов:
Как? Отца не стало? Инфаркт? Когда? Ведь он только выздоровел от этого вируса…
И она замолчала. Телефон ее продолжал звонить.
Мы должны все это пережить. Обязаны.
