Бабушку жены хоронили зимой. Столбик термометра упал почти до тридцати градусов, могилу мы с соседями смогли вырыть только после того, как сожгли около куба дубовых дров, от мерзлой земли ломы и топоры отскакивали со звоном.
Бабушка лежала в гробу в летнем платье, все соседи шушукались между собой и осудительно качали головами, я тоже подумал, что зимой нужно было бы как-то приодеть покойницу, но жена ответила, что одела бабушку в то, что она оставила для своих похорон, мол, желание самой покойной.
И все же, когда забрасывали могилу комьями земли, у меня на душе было как-то неспокойно…
Поминки прошли как обычно, сначала немного погоревали за ушедшей в мир иной Анастасией Петровной, а потом, после третьей рюмки, все, похоже забыли, по какому поводу собрались, разбившись на группки обсуждали самые отвлеченные от похорон темы, а некоторых пришлось отправлять домой и в сопровождении, так как «напоминались» от души.
Под утро я проснулся от пинка жены. Она металась во сне, ей явно виделся какой-то кошмар. Я с минуту тряс ее за плечи, пока она поняла, что находится дома и рядом со мной. Глядя на меня испуганными глазами, жена, заикаясь, сказала:
— Бабушка Настя приходила ко мне, стучала в окно и говорила, что очень замерзла… Плакала и спрашивала, что же это мы не укрыли ее пуховым платком…
Я быстро оделся и, пока жена собирала завтрак покойнице, отыскал бабушкин пуховый платок. На кладбище я немного подкопал землю около креста и положил туда платок. Помянули бабушку и вернулись домой. До вечера ни я, ни жена не могли успокоиться, но ночь прошла спокойно…
Приснилась мне бабушка Настя на девятый день, когда душа улетает на небо. Она улыбалась, на плечах у нее был тот самый платок. Помахав мне рукой, бабушка сказала, что теперь ей совсем не холодно, а потом, как будто растворилась в дымке и исчезла…
