Наш сынок, еще не умея сидеть и ползать, во всю стремился к движению и экспериментам. Не получается ползти? Не беда, зато вчера получилось перевернуться на животик! А если еще пару раз? Тогда можно перекатиться по дивану. Вот он край… Как интересно! Еще разок и… Летит ко мне в руки.
Возможно, я зря не остановила Дениса перед первым его полетом. Доли секунды в невесомости вызвали у него дикий восторг, и он уже целенаправленно стремился повторить свой «подвиг», сердясь, что я не даю ему это сделать.
Мобильность путешественника росла с каждым днем, как и попытки нырнуть на пол. Если сесть у края, то получится даже интереснее, вверх ногами! Думала, переместившись на пол, сынок будет доставлять меньше хлопот, но нет. Теперь мы застревали, где только можно. Любая щель между мебелью, под ней, за креслами, воспринималась как потенциальное убежище, и ребенок изо всех сил туда стремился попасть, чтобы потом, когда задний ход не получался, разреветься, но не покаяться.
Денис быстро пошел, потом побежал. Перечень его приключений и потенциальных опасностей увеличивался в геометрической прогрессии. Одно из самых ярких – самостоятельная «инаугурация». Я отвлеклась на пять минут, услышала странный звук, забежала в комнату, а сынок, улыбаясь стоял у журнального столика с надетой на голову хрустальной вазой: «Мама, я царь!»
Снимать «корону» пришлось в больнице, так как ваза, опустившись ниже ушей плотно охватила головку. Представьте себе лицо таксиста, когда мы садились с «царем» в машину! Узнав, что везет «ваше величество», водитель хохотал всю дорогу до травматологии, даже отмахнулся от протянутой купюры: «Не царское это дело, за карету платить!»
Правда, с сыном у меня не было проблем, с оказанием ему первой помощи. Ударившись, он сразу бежал, рассказывал, что и как, терпеливо сидел с холодом на разбитых коленках, держался изо всех сил, глядя, как к царапинам и ссадинам приближается ненавистная зеленка. Я даже не боялась давать Денису, предварительно разобрав, рыбу, если попадалась косточка, он тут же бежал к окну, открывал рот и показывал пальчиком, что в горлышке не все в порядке. Поэтому мы успешно справлялись с проблемами, после чего искали пути к созданию новых.
Я в детстве тоже была не подарок, только вот в отличие от меня, моя мама редко когда слышала мои жалобы на боль в подвернутой ноге, косточке в горле, воде в ухе… В итоге – распухший голеностоп, нагноение с лечением в стационаре, дикая боль от отита и удивленные комментарии врачей по поводу нерасторопности и невнимательности мамы. Только эти комментарии не добавляли ей недостающих качеств, выводов мама не делала, а я со временем перестала ей жаловаться, все равно реакция мамы была какая-то странная – «Обожглась? Ну подуй!», «Ой, что ты там выдумываешь, и так заживет!»
И вот моя мама стала бабушкой. Как и все бабушки она души не чаяла во внуке, пыталась его у нас «изъять» для более продолжительных общений, чем часовая прогулка с коляской, потом стала требовать, чтобы мы отпускали Дениса к ней с ночевкой, но… у меня в памяти хорошо сохранилось большинство моих детских бед и отмахивания мамы от них. Поэтому я боялась доверить ей сына, чтобы потом не выслушивать от врачей о нерасторопности или невнимательности. Мама обижается, особенно, если я ей напоминаю свои сбитые коленки, отит, косточки и ожоги: «Ну бывает, все дети через это прошли!» Только мне вот совсем не хочется, чтобы сынок в полной мере «вкусил» это «счастье».
Масла в огонь, в хорошем смысле слова, добавляет свекровь. Ее мама зовет не иначе как «генеральный директор паники». Если, не дай Бог, у свекрови возникает какое-то подозрение, что внуку нужна помощь, она тут же вызывает «Скорую», не расстраиваясь, при возмущении врача о ложном вызове. Моя мама, узнав об очередном таком случае, вопрошает: «И как она выглядела? Врачи приехали, а уже все в порядке!»
А по мне, так без разницы, как будет выглядеть свекровь, перестраховки с ребенком гораздо лучше, чем мамин самотек, авось да обойдется.
Вот и получается, что я со спокойной душой доверяю внука свекрови, не боясь отпустить Дениса к ней с ночевкой, отказывая в подобном матери. И никто не убедит меня в том, что я неправа.
