Когда я общалась в детстве со своим старшим братом, то всегда напрягалась, ожидая от него подзатыльника или пинка. Он был старше меня на пять лет, и без труда мог себе позволить издеваться надо мной, делая это под видом «воспитания».
Он орал на меня, чтобы я доедала ненавистную мне овсянку, угрожая, что зальет мне ее через лейку. Мне было действительно страшно, но больше всего я боялась, когда он угрожал мне в присутствии матери, а та сидела и спокойно слушала. Она видела, что мне страшно, но ничего не говорила и не одергивала брата. Никогда. Я ела, давясь кашей и слезами, а брат орал: «Попробуй зареви, еще каше добавлю!»
Однажды я отказалась обедать, и брат потащил меня за руки. После этой экзекуции у меня остались на предплечьях багровые синяки. Вечером я показала их маме и пожаловалась, что брат меня обижает. В ответ я услышала:
— Он же старше, брат хотел, как лучше, а ты отказалась от обеда!
Брата забрали в армию. Я была на седьмом небе от счастья. Целых два года никто меня не терроризировал. Маме я была безразлична, правда, она постоянно меня пилила за то, что я не хочу писать брату письма в армию. Но я так и не написала ни одной строчки, и периодически сообщала об этом маме.
Она называла меня после этого «неблагодарной», напоминала, что брат столько лет заботился обо мне, но меня ее фальшь совершенно не трогала.
Из армии брат вернулся женатым на сверхсрочнице. Светлана была на пять лет старше его, и это был не первый ее семейный опыт. Они приехали с грудным ребенком Светланы, родившимся от «подлеца-офицера». Брат пытался выглядеть в роли спасителя поруганной чести девушки, но у меня его попытки вызывали только ироническую улыбку.
Через полгода после его демобилизации я поступила в институт, принципиально – в другом городе, и, не прощаясь, уехала в общежитие.
Я училась уже на третьем курсе, когда меня нашел отец. Он ушел от нас, когда мне было два года, мама и брат всегда очень плохо отзывались о нем, и не позволяли мне видеться с ним и поддерживать какие-то ни было контакты.
Папа очень постарел, но был счастлив, что наконец-то может видеться и общаться со мной. Он жил в том же городе, где училась я, и предложил мне перебраться из общежития в его двухкомнатную квартиру.
Буквально через пару месяцев после того, как я прописалась у папы, его с инфарктом забрала «Скорая». Каждый день я бегала к папе в больницу, но его уставшее сердце не смогло восстановить силы…
Окончив институт, я вышла замуж за очень хорошего человека, мы вместе уже пятнадцать лет, растим двоих детей. Об отношении старшего сына к младшему, подобному тому, как относился ко мне брат, не может быть и речи. То, что они родные братья, и должны во всем помогать друг другу, мы с мужем заложили в головы еще с пеленок.
Недавно в нашу квартиру раздался звонок. На пороге стоял мой братец. Зашел он не очень уверенно, так как за моей спиной стоял муж. Я их представила друг другу, и спросила, чем я обязана визиту через столько лет?
Брат сообщил, что мама заболела, и нуждается в сиделке. Наверное, вспомнив, былое, он нагловато потребовал, чтобы я уволилась и перебралась ухаживать за мамой.
На мой вопрос, почему не увольняется его жена, брат ответил, что у них очень сложное материальное положение. Тогда я посоветовала ему взять кредит и от всей души послала, указав на дверь.
Муж ошеломленно смотрел на меня, на всякий случай став между мной и братом, который, видя, что мужчина готов дать ему отпор, как-то сник, и молча ушел…
Потом мы с мужем обсуждали сложившуюся ситуацию, он спрашивал, не погорячилась ли я, но у меня перед глазами было безразличное лицо мамы, когда я ей показывала синяки, и никакого желания помочь ей не возникло. Они с братом вспомнили обо мне, когда попали в очень сложное положение, а до этого я была для них просто никем…
